[ ENGLISH ] [AUTO] [KOI-8R] [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]


next up previous
Next: Up: МАСТЕР ДЫМНЫХ КОЛЕЦ Previous:

Весь вечер Сергеев ходил кругами вокруг дома Пригожиных. С таким же успехом можно было сказать, что он ходил кругами вокруг своего дома. Да обе половины старого деревянного дома с острой крышой, покрытой серым рубероидом, разрывали ему душу. В одной половине спал пьяный отец. В другой наверняка была Соня. Наверняка, потому что он уже был сегодня у библиотеки во второй раз и дергал там закрытую наглухо дверь. А ему ведь, согласно его же плану, давно нужно было собираться на вокзал, откуда вот-вот отойдет пассажирский поезд до Южного города. Это было невероятно. Он здесь мнется, не решась ни уйти, ни зайти. Зайти к Пригожиным значит остаться на Северной еще на один день. Потерять целый день, когда все продуманно и рассчитано до последней мелочи! Это похлеще, чем измерение шагами центральной площади. Это уж настоящее безумство. Но уйти он не может. Конечно, его задело ее равнодушие. Он не привык к такому обращению. Но дело было даже не в этом. Во всем виновата подлая беспросветная жизнь Северной Заставы. Ему все-таки последние годы казалось, что он уже вырвался на простор, взлетел, воспарил. Он даже начал верить, что лопнули навсегда навязчивые нити, связующие его с опостылевшей родиной. Но нет, ничуть не бывало. Как только увидел отца, спящего в грязи точно так же, как было много лет назад, он вдруг понял, что ничего по сути не изменилось, что он здесь, на Северной, всего лишь сопливый мальчишка, без регалий и званий, без гениальных изобретений, без многочисленной, щенячьи преданной ему группы учеников. Он, Сергеев, гроза генералов и министров, друг генеральных конструкторов, обязан опять с нуля завоевывать хоть малейшую благосклонность судьбы.

Сергеев пошел на очередной круг, хотя смысла в этом уже не было никакого. Еще на прошлом витке он с ожесточением смял недавно купленный билет и выстрелил им как докуренной сигаретой. А интересно, можно ли все бросить, хотя бы на короткое время поставить на карту, быть может, самое главное дело его жизни ради того, чтобы еще раз пройти через мимолетное, чего скрывать, приятное ощущение единства с другим человеком, за которым последует скучное состояние душевного покоя. Он все это знал, понимал, но желал опять осуществить. Точно так же он любил тратить время на математические задачи. Приятно ломать себе голову, пока не знаешь решения. Но неприятно и скучно анализировать решенную задачу. У Сергеева напрочь отсутствовала учительская жилка.

Наконец он решил прекратить глупое неопределенное состояние и в тот самый момент, когда от перрона Северной отошел купированный вагон проходящего пассажирского поезда, Сергеев постучал в дверь к Пригожиным.

-Сережа?! - удивленно встретил его Илья Ильич. - Ты же должен был уже уехать.

-Нет, нет, я завтра...завтра уезжаю. Я уезжаю завтра, Илья Ильич, - скороговоркой объяснил Ученик, заглядывая за спину хозяину.

-Ты что, заболел? - настороженно спросил Пригожин, вглядываясь в блистающие в коридорной полутьме шалопутные глазки своего любимого ученика.

-А где же...- будто не слыша хозяина, начал и вдруг оборвал себя Ученик.

-Соня? - подсказал Илья Ильич.

-Нет... то есть да, где Соня? Она что, не дома?

-Нет, - растерянно ответил отец.

Вдруг оба замолчали. Потом Илья Ильич, извиняясь, сказал:

-Но она скоро придет, ты подожди.

-А, ее нет, это хорошо, Илья ИЛьич. Пойдемте. У меня есть к вам одно важное предложение, - заходя в кабинет, начал Ученик. - Я не хотел, чтобы нас еще кто-нибудь слышал.

-Как, и Соня? - удивился Илья Ильич.

-Да, да, и Соня, и любой другой человек, никто не должен знать, иначе все провалится, - казалось, что Ученик сочиняет на ходу. - Илья Ильич, так больше продолжаться не может.

-Что продолжаться не может? - возбудился Учитель.

-Ваша жизнь так больше продолжаться не может.

-Как? - тихо спросил Илья Ильич.

-Да посмотрите же вокруг себя, - Сергеев презрительно махнул рукой на плоды инженерной космической мысли. - Это же бред какой-то. Посмотрите сюда, ну какой же это звездолет, это же утюг, обычный чугунный утюг на углях, я даже знаю, где вы его нашли, вы его нашли на помойке, куда его выбросила моя мать. А это что? Это что? - Сергеев схватил рукой звездолет для путешествий в другие, не охваченные нашим пространством вселенные. Картонная обшивка звездолета прогнулась и с его боков посыпалась высохшая гуашь. - Видите, это же бред больного человека. Оглянитесь вокруг...

-Сережа, - Илья Ильич растерянно опустил руки.

-Да, да, все это - графоманские мечты, фантазии больного ума, а жизнь, реальная жизнь вокруг состоит из другого материала. Она состоит из дерьма и грязи, и в этом дерьме и грязи копаются двуногие животные и им глубоко наплевать на ваши проекты. И правильно, что наплевать, потому что все это - бумага и картон...

-Но как же, Сережа, как же общее дело? Ведь нужно мечтать...

-Нужны не бумага и картон, нужны стекло, металл, бетон, нужны новые технологии, нужна электроника, черт подери, нужны наконец деньги, не личные, Илья Ильич, государственные деньги, много денег, - казалось, что Ученик не соображает, что говорит, его несло. - В общем так, Илья Ильич, хватит заниматься прожектерством, хватит морочить голову пионерам младших классов, дайте им спокойно прожить эту жизнь, иначе под воздействием вашей пропоганды сопьются раньше времени. Нужно, Илья Ильич, действовать. Иначе что о вас люди скажут? Жил-был чудак, ездил на велосипеде до восьмидесяти лет, мечтал освоить Вселенную, думал осчастливить человечество загробной жизнью, а в результате что? Пшик, фантазии любителя, мечты школьного изобретателя картонных звездолетов. Конечно, могут и памятник впоследствии поставить как великому пророку, на славу центральному правительству, воплотившему в реальность ваши сумасшедшие идеи. Ведь вашим именем спекулировать будут, других таких, как вы, изобретателей попрекать вами будут, но печатать ваших гуманных идей никто не будет. Ну кто поверит в оживление на бумаге? В общем, хватит. Я вам даю три, нет, две недели на сборы. Мы отправляемся, берем Соню - ей тут нечего делать - и отправляемся - слышите? - через две недели.

-Куда отправляемся?

-В свободный поиск, - выдал Сергеев.

В этот момент в кабинете раздался звонкий смех. Ошпаренный неожиданным поворотом, фантазер резко оглянулся и обнаружил в дверях кабинета Соню. Мало того, что она насмехалась над его нелепой выходкой, она еще и приглашала всем своим видом посмеяться стоявшего чуть сбоку от нее старшего кассира. И что особенно неприятно, здесь, у себя дома, на глазах у отца она даже не пыталась вынуть руку из горячей ладони своего сопровождающего. Немедленный диагноз промелькнул в голове у Сергеева и у него перехватило дыхание, как будто ему попалась новая, никогда не виданная и еще никем не решенная математическая задачка. Он улыбнулся, прищурив колючие глазки, и вдруг тоже расхохотался.

Все смеялись, и только Илья Ильич, еще толком не пришедший в себя после страстной речи ученика и последователя, жалко улыбался, слегка похлопывая ладошками. Наконец Ученик отпустил из рук отрицательный скомкыватель лживого вакуума и тут же, представленный жениху Сергеем Петровичем Варфоломеевым, сдержанно кивнул, будто видел того в первый раз. Впрочем, обстановка вскоре нормализовалась. Варфоломеев слегка покаялся и незаметно перевел все в шутку. Соня, оттаяв, пригласила всех пить чай, а Илья Ильич тут же свел мужчин для разговора, выбирая момент, чтобы свернуть беседу в милую ему область отвлеченных идей и абстрактных размышлений. Однако момент ему не скоро представился, поскольку Евгений оказался сегодня в каком-то приподнятом, радостном настроении. Сидя за столом, он часто, улучив момент, брал за руку Соню, блаженно, словно мальчишка, закатывал глаза и много, много говорил о погоде.

-Какой удивительный сегодня вечер, - восхищался Евгений. - Мы с Соней прошли по набережной, какая там тишина, живая, теплая, будто природа не умирает, а только засыпает, чтобы отдохнуть. Нет, право, я не умею описать, но такой красоты, как на Северной, нигде нет.

Варфоломеев, опустив голову, чтобы не видеть рук Сони, слушал Евгения со все возрастающим раздражением.

-Так умирает душа поэта, - продолжал Шнитке. - Душа человека, открывшего закон человека, и от этого успокоившаяся перед уходом в вечное небытие, чтобы там слиться с тысячами родственных душ, тысячи раз познавших счастье смерти. Впрочем, я, наверное, смешон, это все от настроения. Ей-богу, там на набережной вдруг захотелось стать на колени и поцеловать эту благословенную землю...

-Простите, Евгений Викторович, - не выдержал Варфоломеев. - А где у нас набережная?

-Как? - удивился Евгений. - На берегу Темной, возле Дворца.

-Дворца? - переспросил простодушно пришелец.

-Ну да, дворца, то есть теперь все его музеем называют. А раньше там был дворец, там даже останавливались особы приближенные...

-Евгений, - перебила суженого Соня, - товарищ Варфоломеев человек здешний.

-Ах, так, действительно глупо, зачем же я вам объясняю, где набережная? - Евгений задумался вдруг. - Но почему вы спросили?

-Сергей Петрович просто хочет сказать, что набережные бывают только в больших городах и обязательно в граните, - пояснила Соня.

-Да, это правда, - подтвердил Варфоломеев. - Грязно здесь и скучно, потому что живете, будто в девятнадцатом веке.

Шнитке улыбнулся.

-А что нам девятнадцатый век, неужто так плох? Ну конечно, не было больших химических заводов на реках и озерах, конечно, лучину жгли над законом божьим, но в общем-то время интересное было, а?

-А знаешь ли, Сережа, Евгений Викторович у нас враг технического прогресса, - начал Пригожин.

-Враг? - с преувеличенным удивлением спросил Варфоломеев, наблюдая, как Соня расставляет чашки на столе.

Она вдруг остановилась и укоризненно посмотрела на отца.

-Нет, нет, Илья Ильич преувеличивает, я вполне сэ-сочувствую...

-А, так вы сочувствующий, - догадался Варфоломеев. - Сочувствующий научно-технической революции, вот как, хм, интересно. А какая же, по-вашему, в таком случае главная сила на земле? Что же движет народами, уж не капитал ли, а может быть, мудрые политики?

-Вы зэ-зря наскакиваете на меня, - Шнитке даже поежился от такого напора. - Я только хочу сказать, наука сама по себе мало стоит, и наоборот, в определенных условиях может нанести ущерб жизни.

-Именно поэтому вы до сих пор на счетах работаете, - съязвил Варфоломеев. - Так, по-вашему, наука малого стоит. А сколько же, по-вашему, стоит, например, Солнце?

-Солнце? - удивился Шнитке.

-Да, Солнце с большой буквы, Солнце - звезда.

-Не пэ-понимаю.

-Как же, ведь Солнце - источник жизни, а вы не понимаете. Без него темно было бы все-таки на Земле.

-Не знаю, куда вы клоните.

Соня замерла, ожидая, что последует дальше.

-Я никуда не клоню. Я просто не люблю разговоров о вреде науки со стороны людей, не имеющих к ней отношения. - Шнитке покраснел, а Варфоломеев продолжал: - Знаете ли, я не люблю всех этих мелких людишек, которые пытаются списать свою тупость, свое неумение пользоваться плодами науки на самих ученых. Эти несчастные чудаки-одиночки, - Варфоломеев непроизвольно махнул в сторону Пригожина, - горе-изобретатели, рационализаторы ухитрились прокормить пять миллиардов людей, а их же и тычут невежды: вы, ребятки, там поосторожнее, не навредите фундаментальными исследованиями, а то и думать перестаньте, а не перестанете, так мы вам и головку свернем, чтоб она не вперед, а назад к природе глядела...

-Да, наукой спасется мир, - увлеченный речью Ученика, воскликнул Пригожин.

Эта поддержка вернула на мгновение Варфоломеева к действительности. Он вдруг понял, что выглядит со стороны глупо, что его ничем не оправданный наскок смешон и ничего не может дать, кроме повода для усмешки. Он взглянул на Соню и ему показалось, что она чуть снисходительно улыбается уголками губ. Потом посмотрел на Шнитке. Тот, казалось, даже с сочувствием глядел на него. Можно было бы и остановиться, но Варфоломеев уже не мог.

-А кто же, по-вашему, главная фигура тысячелетия? Кто же, по-вашему, обеспечил выживаемость цивилизации? Уж не Иисус ли Христос, а? Или социалисты? Черта с два, спасибо, хоть в живых оставили. Маловато на кострах святых спалили народу, а ведь могли бы и всех спалить. Но, слава богу, не дали, революция техническая подоспела. Пришли добрые дяди, сказали человеку: хватит людей переводить на угарный газ, вот вам паровая машина, а вот автомобиль, а вот синематограф. Развлекайтесь, господа инквизиторы, лавочники, доносчики, отдохните от классовой борьбы.

Варфоломеев разгорячился, будто перед ним и вправду сидели инквизиторы и лавочники, а не простые советские люди.

-Вам еще налить чайку? - почему-то вдруг спросил Шнитке.

Лицо его было бледным, как фарфоровый сервиз, из которого они распивали чай. Евгений приподнялся, схватил чайничек и невзначай пролил заварку на брюки Ученику Ильи ИЛьича.

-Ох, простите! - воскликнул он и бросился вокруг стола к гостю.

Очутившись рядом с Варфоломеевым, Шнитке вынул из кармана платок и, бухнувшись на колени, принялся оттирать тому штанину. При этом он постоянно что-то причитал, словно молился. Соня с ужасом смотрела, что будет дальше. Сергей Петрович наконец опомнился и, брезгливо оттолкнув Евгения, встал. Получилось еще глупее. Будто сам Варфоломеев стоит в гордой позе, а Евгений ползает у него в ногах. От этого Варфоломеев разозлился еще сильнее и что-то процедил сквозь зубы. Однако время шло, а Евгений не поднимался. Наконец все заметили, что он не просто лежит, а тихо стонет. К Евгению подскочила Соня и попыталась поднять его, но не смогла.

-Помогите же, - попросила она Сергея. - Разве вы не видите, у него приступ.

Когда пострадавшего положили на диван, тот принялся объяснять:

-Ничего, ничего, это язва, сейчас пройдет. Знаете ли, чертовски больно. Очень, очень больно, больно и хорошо. - Евгений прикрыл, как от удовольствия, глаза.

Ох, не язва у него, подумал с каким-то даже удовлетворением Варфоломеев. "Господи, что я наделал. Зачем надо было оставаться здесь, почему я не уехал." Плохо было Варфоломееву. Он теперь искал предлог, чтобы поскорее уйти отсюда. Хорошо еще, что у этого чудака приступ начался. Варфоломеев уже собрался незаметно исчезнуть, как изнемогающий от боли Шнитке поманил его пальцем, собираясь что-то сказать на ухо. Варфоломеев подошел и наклонился.

-Пэ-подождите меня на улице, - шепотом попросил Евгений.

Окончательно попрощавшись с хозяевами, Варфоломеев вырвался наконец на холодный мокрый воздух. Он начал уже замерзать, когда у калитки появились Соня и Шнитке. Они немного постояли, потом наклонились друг к дружке и слились ненадолго в одно темное пятно, а затем быстро разошлись. Варфоломеев почему-то вспомнил бледного паренька, кричавшего на все купе: "Хочу еще в дурака!"

-Пэ-простите, я вас заставил ждать, - извинился Шнитке. - Сейчас стало получше, нужно пойти домой медку выпить. Проводите меня немного.

Варфоломеев нехотя пошел рядом.

-Значит, вы меня не узнали? - вдруг спросил Шнитке.

Варфоломеев в недоумении остановился.

-Ну да, ну да, я и сам вас не сразу признал, - Шнитке замахал руками. - Ну там, в сберкассе, днем, смотрю: вы или не вы. А когда вас увидел у Ильи Ильича в кабинете, сразу все сомнения в сторону. Он, думаю, так и есть - он. Все та же горячность, что и десять лет назад, все тот же резкий ум и парадоксальность мышления. Как это вы здорово сказали: "Нужны не бумага и картон, нужны стекло, металл, бетон, наконец деньги, государственные деньги..." - процитировал Евгений. - Неужто вправду сделали? Воплотили?

-Чего сделали? - слегка кривляясь, стал выходить из себя Варфоломеев. - Объяснитесь, если можно. Чего воплотили?

-Да вы что же, и сейчас не поняли? - удивился Шнитке.

-Не понял, - раздельно отрезал Варфоломеев.

-Ну да, ну да, - опять заладил Шнитке, - конечно, конечно. Мы же учились с вами в университете.

"Что они все, с ума посходили? Шнитке, Шнитке, нет такого точно не было. Не помню."

-Не помню, - повторил вслух Варфоломеев.

-Мы же с вами на одном потоке, правда, я так и не кончил. До Бальтазара дошел и все.

-До Бальтазарова? - не выдержал Варфоломеев.

-А, вспомнили!

-Нет, но впрочем, наверно, учились, - оттаивал Варфоломеев, чувствуя, что с этим человеком он действительно когда-то учился. - А Сидорова не помните? - решил проверить и он однокашника.

-Сидорова не знаю, - твердо сказал Шнитке.

-А Горыныча?

-А Горыныч - это вы, - объяснил, слегка улыбнувшись, Евгений и тут же сам удивился: - Впрочем, откуда вы знеаете?

Варфоломеев замотал головой. А Шнитке вдруг согнулся и застонал.

-Опять, извините, пожалуйста.

Варфоломеев подхватил Евгения под руку. Тот засмеялся.

Кто бы мог подумать? Уже сейчас ученик Ильи Ильича, друг Марты Карауловой мог бы серьезно задуматься над тем, почему так часто за последние несколько дней ему попадаютя однокашники. Но он еще целиком находился под впечатлением своего полного провала. Он с горечью подумал о том, что ему еще целые сутки оставаться здесь, на Северной, в ожидании очередного поезда. С огромным трудом он скравал внутреннее состояние, стараясь как можно суше реагировать на слова Евгения. А тот почему-то очень близко к сердцу принял их встречу и теперь вовсю разоткровенничался о своей жизни. Правда, Сергей почти его не слушал. Он не хотел признавать в этом странном, похожем чем-то на женщину, человеке соперника. Но для этого необходимо было перечеркнуть ЕЕ. И действительно, разве мог он остаться ради нее здесь на целые сутки? Да нет, он остался, чтобы поговорить с Ильей Ильичем, предупредить его, намекнуть на некоторые новые возможности, новые приложения его мечтаний. Конечно, звучало довольно глупо. А почему, собственно говоря, глупо? Глупо, потому что необычно? Парадоксально? Да нет, глупо не потому, что противоречит, но потому, что слышала она. Вот именно, если бы она не слышала, тогда другое дело, а так...

-Я, знаете ли, пишу сейчас книгу, - донеслись до сознания Варфоломеева слова Евгения.

-Книгу? - переспросил он. - О чем? Впрочем, какая к черту книга?

-"Венец исканиям и размышлениям".

-То есть? - опешил Варфоломеев.

-Я пишу о том, как один гордый человек нашел свое счастье.

-Гордый человек? - будто вспоминая что-то, переспросил Сергей.

-Да уж, именно наш русский тип, - Шнитке остановился, поглаживая живот. - Представьте себе, нашел силы понять душу народа. Он даже, представьте себе, чтобы быть ближе к народу, уехал из столицы, то есть бросил свет, и поселился на самом полюсе, полюсе скуки. Но скуки, конечно, только для гордого человека...

-А, - догодался Варфоломеев и процитировал Основоположника: - "Презрев оковы просвещенья, Алеко волен, как они; он без забот и сожаленья ведет кочующие дни."

-Да, но только в более высоком смысле. Понимаете, Сергей, мы раньше думали: для чего она, русская интеллигенция...

-И для чего же? - с желчью спросил Варфоломеев.

-Я дэ-думаю, что не для открытий великих, да, да, - Шнитке разнервничался и опять стал заикаться. - Я дэ-думаю, мы должны пойти в народ, чэ-чтобы сэ-сохранить братство для Европы. Пэ-понимаете, Сергей, сэ-сохранить святое братство, которого в мире совсем не осталось. тэ-только у нэ-нас. Да, да, не удивляйтесь, у нас, бэ-быть может, нет демократии, нет свободы личности, но нет и эгоизма западного, нет...

-Бросьте.

-Что?

-Бросьте писать. Мысли у вас интересные, а писать бросьте. Вся наша провинция забита чудаками, которые день и ночь чего-то нишут. Вы, Евгений, бросьте это.

-Почему? - удивился Евгений.

-Ничего у вас не выйдет, - уверенно повторил Варфоломеев.

-Да почему?

-Потому что глухомань. Не иначе как дрянь какую-нибудь напишете. Да, да, хорощие книги пишут в столицах, а здесь только дрянь.

-Но как же, вот ведь Илья Ильич тоже пишет об обитаемости миров...

-Илья Ильич тоже дрянь пишет.

-Как! - воскликнул Евгений. - Но как вы можете! Вы что же, не верите?

-Чему? В обитаемость ВселеннойЮ? Конечно, не верю. Да дело здесь не в вере. Какие к черту пришельцы, где вы их видели, что они, госпланом утверждены на следующую пятилетку?

Варфоломеев вдруг остановился. Через дорогу как раз под фонарем бежала, то и дело оглядываясь по сторонам, блестящая болотна крыса. В зубах она держала мозговую косточку. Шнитке вздрогнул и рефлекторно схватился за рукав свего провожатого.

-Крыса!

-Странно, - заметил Варфоломеев. - Чего это они разбегались, чай не весна.

Но Шнитке даже не улыбнулся. Похоже, он догадался, в чем дело, хотел сразу сказать, потом передумал, а потом все-таки не выдержал:

-Этого следовало ожидать.

-Как это следовало, из чего? - удивился Варфоломеев дребезжащему голосу Евгения.

-Понимаете, вороны вчера покинули Заставу, вот крысы и оживились - мусор-то надо кому-нибудь убирать.

-Хм, действительно, вам не откажешь в логике, - похвалил Варфоломеев и тут же добавил: - ну что ж, до свидания, Евгений Шнитке, врать не буду, мол, рад, что познакомились, я вообще не люблю знакомиться. Прощайте.

Так они и разошлись, чтобы уже никогда в будущем не встретиться. По крайней мере в этой сегодняшней жизни.



Lipunov V.M.
Tue Feb 3 15:34:31 MSK 1998