О начале 1960-х годов в одном из подвальных помещений в деловой части Сан-Франциско за столом, заваленным книгами и бумагами, сидел Евгений Роуз, будущий отец Серафим. Комната была чрезвычайно темная, так как свет почти не проникал в окно. Евгений переехал сюда несколько лет назад; в этой комнате когда-то произошло убийство, и говорили, что в ней до сих пор живет злой дух. Но Евгений, как бы бросая вызов этому темному духу и бесконечно темному духу окружавшего его города, повесил на одну из стен иконы, перед которыми теплилась красная лампадка.

В этой комнате Евгений начал писать монументальную хронику войны человека против Бога, попытки человека разрушить старый порядок и создать новый, без Христа, его стремления отрицать существование Царства Божиего и заменить его собственной земной утопией. Эта книга должна была быть озаглавлена "Царство Божие и царство человеческое".

Лишь за несколько лет до того Евгений сам томился в ловушке "царства" человеческого, невероятно страдая; тогда он тоже воевал против Бога. Отвергнув как слабое и бесплодное христианство протестантизма, с которым он столкнулся в период своего формирования, он влился в контркультуру богемы 1950-х годов и углубился в изучение восточных религий и философий, говорящих, что Бог абсолютно безличен. Подобно абсурдистским художникам и писателям его времени, он экспериментировал с умопомешательством, ломая процессы логического мышления для того, чтобы "прорваться на ту сторону". Он усердно вчитывался в слова безумного "пророка" нигилизма Фридриха Ницше, пока эти слова не отозвались в его душе с поразительной адской силой. С помощью всех этих средств он пытался достичь Истины или Реальности в своем сознании; но все его попытки заканчивались неудачей. Он дошел до такого отчаяния, что, когда позже его просили описать свое состояние, он только и мог сказать: "Я был в аду". Он пил и начинал бороться с Богом, о Котором заявлял, что Его нет: он бился об пол и кричал Богу, чтобы Тот оставил его в покое. Однажды в состоянии опьянения он написал: "Я болен, как болен всякий, пребывающий вне любви Божией". "Атеизм, - писал Евгений позже, - настоящий, экзистенциальный атеизм, горящий ненавистью к якобы несправедливому и немилосердному Богу, - это состояние духовное, реальная попытка бороться против Истинного Бога, чьи пути неисповедимы даже для самих верующих людей; и подобная борьба не раз приводила к тому ослепительному представлению о Боге, которого и ищет в действительности настоящий атеист. Именно в таких душах действует Христос. Антихрист же обретается не только в душах великих отрицателей, но и в душах тех мелких поддакивателей, у которых только на устах имя Христа. Ницше, назвав себя Антихристом, тем самым доказал свою неутолимую жажду Христа..."

В таком-то состоянии неутолимой жажды оказался и Евгений в конце 1950-х годов. И тогда, как бы при резком порыве ветра, в его жизнь вошла реальность, которую он прежде не мог и предвидеть. В конце своей жизни он вспоминал: "Долгие годы своих занятий я удовлетворялся тем, что был выше традиций, оставаясь каким-то образом верным им... Я пошел в православную церковь, чтобы посмотреть на еще одну "традицию". Однако когда я вошел туда - это была русская церковь в Сан-Франциско - со мной случилось нечто, чего я никогда не испытывал раньше ни в буддистском, ни в каком другом восточном храме, что-то в моем сердце сказало: ты дома, поиски окончены. Я не знал, что это значило, служба была мне абсолютно незнакома и шла на иностранном языке. Я стал посещать православные богослужения, постепенно изучая язык и традиции... Когда я раскрылся для Православия и православных, я начал осознавать, что Истина не просто абстрактная идея, искомая и познаваемая умом, но нечто личностное, даже больше, некая Личность, которую ищет и любит сердце. Так я встретил Христа".

Работая в своем подвальчике над "Царствием Божиим и царством человеческим", Евгений все еще пребывал в брани, осмысливая то, что он нашел. Он нашел Истину в неискаженном образе Христа, сохранившемся в Православной Церкви, но он страстно желал войти в "самое сердце" этой Церкви, ее мистическое измерение, а не в скучную, мирскую организационную структуру. Он желал Бога и желал Его всем сердцем. Сочинения того периода были для него своего рода освобождением от неистины, выходом из темноты на свет. Хотя в них гораздо больше философии, чем в позднейших работах, эти ранние произведения были рождены сильным страданием, все еще жившим в его душе. Совершенно естественно, что он больше писал о царстве человеческом, в котором прострадал всю жизнь, чем о Царстве Божием, отблеск которого только упал на него. Царство Божие он все еще воспри нимал сквозь призму царства человеческого.

Из четырнадцати глав, которые по мысли Евгения должны были войти в его magnum opus (смотри план в конце), напечатаны целиком были только семь глав, остальные сохранились написанными от руки. Седьмая глава, которую мы приводим здесь, была посвящена философии нигилизма.

Нигилизм, вера в то, что нет Абсолютной Истины, что всякая истина относительна, - утверждал Евгений, - является основной философской доктриной XX столетия. "Нигилизм столь распространен в наше время, он так глубоко проник в умы и сердца сегодняшних людей, что не осталось ни одной сферы, ни одного фронта, на котором с ним можно было бы бороться". Суть этой философии, писал он, лучше всего была выражена Ницше и одним из героев Достоевского: "Бог мертв, потому человек сделался богом и все дозволено".

Из своего опыта Евгений знал, что современный человек не может прийти окончательно ко Христу, пока не увидит, как далеко он и его общество оказались от Христа, пока не столкнется с нигилизмом в самом себе. "Нигилизм нашей эпохи существует во всем, - писал он, - и те, кто с помощью Божией не становятся в ряды борцов во имя полноты принадлежности Богу Живому, уже поглощены им. Мы оказались у края бездны, зовущейся ничто, и, признаем мы ее природу или нет, мы будем затянуты в нее без всякой надежды на спасение по сродству с вечно присутствующим ничто внутри нас самих, если не прилепимся к полноценной вере во Христа, без которого мы, действительно, ничто".

Евгений чувствовал, что его обязанность как писателя состоит в том, чтобы вызволить своих современников из этой бездны. Он писал не только ради собственного стремления к Богу, но и ради тех, других, которые тоже к Нему стремились, и даже для тех, кто, как некогда он сам, отрицали Бога и воевали против Него, потому что, на самом деле, они также желали Его.

От боли своего сердца, из темноты своей прошлой жизни обращается Евгений к современному человечеству, испытывающему ту же боль и пребывающему в той же темноте. Сегодня, три десятилетия спустя, когда нигилизм и антихристианство еще глубже проникли во все фибры нашего общества, его слова необходимы более чем когда-либо. Познав нигилизм в себе самом и боровшись против него, он может помочь и нам не поддаться этому разрушающему духу и прилепиться ко Христу, Воплотившейся Вечной Истине.