1. Бунт: война против Бога.

До сих пор мы в нашем исследовании занимались определением и описанием. Если нам это удалось, то теперь у нас есть понятие о нигилистическом сознании, его происхождении и широте распространения. Однако то была лишь подготовительная работа к выполнению той задачи, к которой мы должны будем сейчас перейти, а именно: к изучению глубинного смысла нигилизма. До настоящего момента наше иследование носило характер исторический, психологический, философский, революция же, как мы видели в предыдущей главе (Предыдущая глава должна была быть: "Приближение "нового порядка": революция современной эпохи" (см. план в конце этой книги) - ред. ), имеет прежде всего "богословское" и "духовное" основание, даже если ее "богословие" извращенное, а "духовность" сатанинская. В лице революции православный христианин встречает грозного врага, такого, с которым надо бороться в полную силу, применял самое лучшее оружие, какое только есть. Пришло время поразить нигилизм в самое сердце, найти его богословские источники, духовные корни, определить его основную программу и роль в христианском богословии истории.

Конечно, у большинства нигилистов нигилистическая доктрина не выражена явно. Если до сих пор нам приходилось вскрывать то, что имеет место, но не очевидно и даже самими нигилистами вводилось не преднамеренно, то теперь, когда мы, опираясь на имеющуюся нигилистическую литературу, попробуем составить более полное представление о нигилистической доктрине, многие наши выводы могут оказаться слишком смелыми. В выполнении этой задачи нам, однако, очень помогут последовательные нигилисты, типа Ницше, четко и ясно формулировавшие то, что другие только предполагали или старались завуалировать, а также те, кто внимательнейшим образом изучал нигилизм, как, например, Достоевский, который видел, что находится в самом сердце нигилизма, и умел срывать все его маски.

Ни у кого нигилистическое откровение не было столь ясно выражено, как у Ницше. Мы уже познакомились с философской формой этого откровения в его фразе "нет Истины". Его альтернативой, выраженной в богословском плане, является постоянная тема Ницше - "пророк" Заратустра, а в более ранних его сочинениях - исступленный вопль безумца: "Бог умер" (The Joyfill Wisdom, #125). В этих словах есть некоторая правда, конечно, она состоит не в правдивом отражении природы вещей, но в правдивом отображении состояния современного человека. Эти слова образно выражают тот факт, который не станет отрицать ни один христианин.

Выражение "смерть Бога" означает, что Бог умер ... в сердцах современных людей. Это произошло как с атеистами и сатанис-тами, которые сему весьма рады, так и с миллионами простых людей, у которых исчезло ощущение духовной реальности. Человек потерял веру в Бога и Божественную Истину, которая когда-то поддерживала его. Отступничество от Бога в пользу обмирщенности, характерное для нынешнего века с самого его начала, в Ницше начинает само осознавать себя как существующее и находит слова для самовыражения. "Бог умер", то есть "мы потеряли веру в Бога", "нет Истины", то есть "мы перестали быть уверенными во всем Божественном и Абсолютном". Гораздо глубже, чем тот субъективный факт, который выражает нигилистическое откровение, лежит желание пойти еще дальше, чем просто принять этот факт, и даже имеется план, как это сделать. Заратустра - "пророк", его слова явно предназначены для того, чтобы стать революцией, направленной против христианского Откровения. Для тех, кто принимает это новое откровение, то есть чувствует, что оно выражает его исповедание или живет согласно этому, открывается совершенно новая духовная вселенная, в которой Бог больше не существует, в которой, что еще важнее, люди и не хотят, чтобы Он существовал. Безумец Ницше знает, что люди "убили" Бога, убил■ свою веру.

Значит, совершенно ошибочно считать современного нигилиста, в каком бы обличий он не представал, агностиком. "Смерть Бога" постигла его не как космическая катастрофа, нет, он сам желал ее, и если и не прямо, то косвенно все равно ускорял ее, предпочитая истинному Богу иные ценности. Заметим, что нигилист не является на самом деле атеистом. Вообще, сомнительно, чтобы существовала такая вещь, как атеизм, потому что истинного Бога всегда отрицают только для того, чтобы посвятить себя служению какому-либо иному, ложному богу. Атеизм, который возможен для философа - хотя это, конечно, плохая философия - невозможен для всего человечества в целом. Это достаточно хорошо понимал анархист Прудон, а потому называл себя не атеистом, а антитеистом (См., напр.: Justice (cf. de Lubac, Proudhon, p.271). ). "Революция не атеистична в точном смысле слова, она не отрицает Абсолют, она его упраздняет..."( Justice, III, 179. (Quoted de Lubac, p. 270)). "Первейшая обязанность человека, ставшего разумным и свободным, постоянно вытеснять идею Бога из своего разума и совести... Потому что Бог, если Он существует, абсолютно враждебен нашей природе... Каждый шаг вперед - это победа, сокрушающая Божественное" (System of Economical Contradictions: or, The Philosophy of Misery, Boston, 1888, Vol.L, p-448). Нужно заставить человечество увидеть, что "Бог, если Он есть, является его врагом"(Ibid└ p-468).Тому же учит и Альбер Камю, когда возводит "бунт" (а не безверие) в первый принцип. Бакунин также не удовлетворялся одним отрицанием существования Бога. "Если бы Бог действительно существовал", - считал он, -"Его нужно было бы отменить" (God and the State, London, 1910, p. 16). Еще более очевидно, что большевистский атеизм нашего века является войной не на жизнь, а на смерть против Бога и всех Его дел.

Революционный нигилизм выступает против Бога прямо и откровенно, но и философский, и экзистенциальный нигилизм, хотя это не всегда так очевидно, столь же антитеистичен, ибо строится на убеждении, что современная жизнь может далее продолжаться и без Бога. Полчище врагов Божиих составляют не только немногие активисты, марширующие в первых рядах, но и пассивная масса, находящаяся в тылу. Еще важнее понять, что ряды антитеизма пополняются не только за счет активных или пассивных атеистов, но и за счет многих из тех, кто считает себя "религиозным" и кто поклоняется какому-нибудь "богу". Так, Робеспьер установил культ "высшего существа", а Гитлер признавал существование "высшей силы", "бога в человеке"; нечто, подобное этому "богу" Гитлера, мы найдем и во всех формах нигилистического витализма. В войне против Бога используются различные уловки, например, употребление имени Божиего или даже имени Христа. Но является ли нигилизм откровенно атеистическим или агностичным или принимает форму поклонения какому-нибудь новому богу, он всегда объявляет войну истинному Богу.

Формальный атеизм - философия безумца, если можно так перефразировать слова Псалмопевца: "Рече безумен въ сердцы своемъ: несть■ Бог■" (Пс. 13, 1), антитеизм же представляет собой более глубокую болезнь. Конечно, литература антитеизма столь же полна несообразностей и противоречий, сколь и формально атеистическая литература, но если последняя ошибается в силу своего младенчествования - так человек, умудренный в какой-нибудь науке, вполне может быть младенцем в богословии и духовной жизни - и нечувствительности к духовным реалиям, то первая обязана всеми своими искажениями глубоко коренящейся в ней страсти, которая, признавая эти реалии, желает уничтожить их. Нетрудно объяснить и отразить мелкие доводы Бертрана Рассела, хотя даже его атеизм - это, конечно, лишь одна из форм антитеизма, они не представляют опасности для веры. Иное дело - глубокая и решительная атака Прудона, она рождена не хладнокровной софистикой, но пылкой ревностью.

Здесь нам следует честно посмотреть в лицо тому, о чем мы раньше уже упоминали, но подробно пока не рассматривали: нигилизм одушевляется верой, духовной по происхождению и по-своему не менее сильной, чем вера христианская, которую он стремится уничтожить и вытеснить, иначе ничем нельзя объяснить его успех, а также свойственые ему преувеличения.

Мы убедились, что христианская вера представляет собой духовный контекст, в котором вопросы о Боге, Истине и Власти становятся значимыми, ведут к согласию. Подобно и нигилистическая вера есть некий контекст, определенный дух, пронизывающий все нигилистическое учение, придающий ему смысл и силу. Успех нигилизма в наше время зависит от широты распространения этого духа и определяется ею: его доводы представляются убедительными не в силу того, что они истинны, но по мере того, как дух этот успевает овладеть людьми и подготовить к их приятию. Какова же тогда природа нигилистической веры? Она прямо противоположна вере христианской и потому ее нельзя по-настоящему и назвать верой. В то время как христианская вера радостна, уверенна, искренна, любяща, смиренна, терпелива, покорна во всем воле Божией, ее нигилистическая противница полна сомнений, подозрений, отвращения, зависти, ревности, гордости, нетерпимости, бунтарства, хулы - в каждой конкретной личности преобладает одно или два из этих качеств. Ддя нее характерна неудовлетворенность собой, миром, обществом, Богом, она знает только одно: она не примет ничего, как оно есть, но все свои силы посвятнгг тому, чтобы все изменить или ото всего убежать. Бакунин весьма точно назвал это "чувством бунтарства, сатанинской гордыни, с презрением отвергающей подчинение любому господину, будь он божественного или земного происхождения" (Maximoff, op.cit., р.380 ).

Нигилистический бунт, как и христианская вера, есть от начала до конца отношение духовное, происходящее из себя самого и черпающее силу в себе самом, и, конечно, в сверхъестественном "организаторе" этого бунта. Мы не сможем понять природу и успех нигилистического бунта, а также существование таких его последовательных представителей, как Ленин или Гитлер, если попытаемся найти его источник вне сатанинского стремления к отрицанию и бунту. Конечно, большинство нигилистов воспринимают это стремление как нечто положительное, как источник независимости и свободы, но уже сам язык, который такие люди, как Бакунин, используют для выражения своих идей, указывает тому, кто готов это увидеть, на более глубокий смысл, стоящий за их словами.

Таким образом, нигилистическое отрицание христианской веры и установлений представляет собой не столько результат потери веры в них и их божественное происхождение - хотя доля подобного скептицизма присутствует во всякой разновидности ниги-лизма - сколько бунт против власти, которую они представляют, и послушания, которого они требуют. Тема поп serviam красной нитью проходит через гуманистическую, социалистическую и анархическую литературу XIX века: Бог Отец со всеми Его установлениями и служителями должен быть свергнут и сокрушен, а человек должен победно воссесть на Его Престоле и сам всем управлять. Своим непрекращающимся влиянием эта довольно посредственная по интеллектуальному уровню литература обязана "справедливому" возмущению против "несправедливостей" и "тирании" Бога Отца и Его земных представителей, то есть исключительно своей страстности, а не истинности. Этот бунт, эту мессианскую ревность, вдохновляющую крупнейших революционеров и являющуюся верой наоборот, волнует не столько уничтожение философского и богословского основания старого порядка - эту задачу можно оставить для менее ревностных душ, - сколько уничтожение ее соперницы - веры, которая дала жизнь этому порядку. Учения и установления можно перетолковать, выхолостив из них христианское содержание и наполнив их новым, нигилистическим содержанием. И только христианскую веру, душу этих учений и установлений, которая единственная способна заметить это перетолкование и должным образом ему противостоять, следует уничтожить целиком и полностью, тогда и она сможет быть перетолкована. Если нигилизм хочет победить, то он должен сделать это с практической точки зрения. Однако еще более необходимо, чтобы он это сделал с психологической и духовной точки зрения, так как нигилистический бунт смутно ощущает, что Истина обретается в Православной вере, и его ревность и нечистая совесть не дадут ему покоя, пока полное упразднение Истины не оправдает его позиции и не "докажет" его "правды". Эта психология в минимальном масштабе есть психология христианского отступника, а в максимальном - большевизма. Нельзя найти разумного объяснения последовательной большевистской кампании по искоренению христианской веры, продолжающейся даже тогда, когда последняя перестала представлять какую-либо опасность для атеистического государства. Эта кампания является неотъемлемой частью жестокой схватки не на жизнь, а на смерть с единственной силой, способной противостоять большевизму и разоблачить его. Нигилизм остается побежденным, пока Православная вера сохраняется хотя бы в одном человеке, потому что этот человек будет живым примером Истины, которая покажет всю тщету самых выдающихся мировых достижений, на какие только способен нигилизм, и в этом человеке опровергнуты будут все доводы против Бога и Царствия Небесного. Ум человека податлив, его можно заставить поверить во все, к чему склоняется его воля. В атмосфере, пронизанной нигилистической ревностью, до сих пор существующей в Советском Союзе, самые убедительные доводы не могут заставить поверить в Бога, бессмертие, в христианскую веру, но одно существование верующего, даже в такой обстановке, может сказать сердцу человека очень многое и на его примере показать: что невозможно миру, что невероятно для лучших человеческих намерений, - возможно Богу и вере.

Нигилистический бунт - это борьба против Бога и Истины, что осознают, однако, лишь очень немногие из нигилистов. Откровенный богословский и философский нигилизм можно найти лишь у некоторых, для большинства же нигилистов бунт принимает форму борьбы против богоустановленной власти. Многие из тех, чье отношение к Богу и Истине как бы не совсем ясно, вполне четко проявляют свой нигилизм в отношении - по словам Бакунина - к "проклятому и роковому принципу власти" (Ibid, p.253).

Таким образом, нигилистическое откровение провозглашает немедленное уничтожение власти. Некоторые из апологетов нигилизма любят в качестве оправдания бунта против старого порядка говорить о его "несправедливостях" и "разложении", но все эти недостатки, существование которых никто и не собирается отрицать, часто служат лишь предлогом и никогда причиной нигилистических вспышек. Нигилисты нападают ⌠а саму власть. В политической и социальной структуре нигилизм выражается как революция, стремящаяся не просто к смене правительства или проведению более или менее широкой реформы существующего строя, но к принятию совершенно новой концепции цели и средств управления. В области религии нигилизм направлен не просто на реформу Церкви и даже не на основание новой церкви или религии, но на полное изменение самой идеи религии и духовного опыта. В искусстве и литературе нигилиста интересует не просто изменение старых эстетических канонов содержания и стиля или развитие новых жанров и традиций, но абсолютно новый подход к вопросу о художественном творчестве и новое определение самого искусства.

Нигилизм направлен против первейших принципов всех этих сфер и структур, а отнюдь не против ошибочного их применения. Беспорядок, столь очевидно проявляющийся в политике, религии, искусстве и других областях, представляет собой результат намеренного и последовательного отвержения власти как их основания. Беспринципная политика и нравственность, беспорядочное художественное выражение, безразличный "религиозный опыт" - все это прямое последствие приложения отношения бунтарства к этим некогда стабильным сферам.

Нигилистический бунт так глубоко проник во все фибры нашего века, что сопротивление ему совсем ослабло и не приносит плода, популярная философия и "серьезная мысль" отдали все свои силы его апологии. Так, Камю видит в бунте единственную самоочевидную истину, оставшуюся сегодняшним людям, единственное верование, возможное для тех, кто больше не верит в Бога. Его философия бунта представляет собой мастерское выражение духа века сего, но вряд ли она может быть принята за что-либо более серьезное. Мыслители эпох Возрождения и Просвещения не меньше, чем сегодня Камю, заботились о том, чтобы прожить без богословия и основанием всего своего знания иметь "природу", "естество". Но если сегодня предполагается, что "естественному человеку" надо знать только "бунт", то почему же "естественный человек" эпохи Возрождения или Просвещения знал, кажется, гораздо больше и считал себя существом более благородным? На это обычно отвечают так: "Слишком многое они принимали как должное и жили за счет христианского капитала, не осознавая того. Сегодня мы банкроты и хорошо это понимаем". Словом, современный человек лишился иллюзий. Однако, строго говоря, нельзя разочароваться в иллюзии: если даже люди отпали не от иллюзии, а от Истины, - как и обстоит дело в действительности - то для объяснения их сегодняшнего состояния надо искать более глубокую причину. То, что Камю считает "бунтаря" "естественным человеком", а все, что не является "бунтом", - "абсурдным", означает только одно: его так хорошо научили в школе нигилизма, что он стал принимать борьбу против Бога за "естественное" состояние человека.

Вот к какому состоянию низвел человека нигилизм. До современной эпохи жизнь человека, в основном, определялась добродетелями послушания, покорности и уважения к Богу, Церкви, законной власти. Для современного человека, "просвещенного" нигилизмом, подобный старый порядок не более, чем "жуткое воспоминание темного прошлого, от которого человек освободился", а современная история - это хроника падения всякого авторитета. Старый порядок свергнут, и, хотя ненадежная стабильность еще как-то поддерживается в наш век постоянного изменения, "новый порядок" уже готовится, и век "бунта" при дверях.

Нигилистические режимы нашего времени дали возможность предощутить вкус этого века, его дальнейшим предзнаменованием служит ширящееся бунтарство наших дней. Где нет Истины, там будут править бунтари. Но, как писал Достоевский, столь глубоко проникший в нигилистическое сознание, "воля ближе всего к ничто, самые уверенные ближе всего к самым нигили-стичным"(Цитируется в Robert Payne, Zero, New York, The John Day Company, 1950, р.53). Слепая воля стоит между бездной и тем, кто отверг Истину и всякую власть, основанную на ней, и эта воля, какими бы эффектными ни были ее достижения в краткое мгновение ее власти (до сих пор самыми впечатляющими из них были режимы Гитлера и большевизма), неизбежно притягивается к бездне, как к огромному магниту, ища в себе самой другой магнит, отвечающий на это притяжение. В этой бездне, в этом ничто человека, живущего без Истины, находится самое сердце нигилизма.

Next: 2. Поклонение ничто. Up: III.

Богословие Previous: III.

Богословие

Lipunov V.M.
Sat Jan 9 14:41:03 MSK 1999