Минул год. Бывший ее муж, Иван Ефимов, выздорвел в полном объеме уже через несколько месяцев и вернулся на журналисткое поприще, в одну московскую газету демократического толка, где пишет довольно дельные статьи по разным волнительным вопросам. В частности о разбазаривании денег при ремонте бывшего здания Верховного Совета, сильно пострадавшего в те октябрьские события. Впрочем, надо сказать, и это тоже было объективно подмечено в статье, новые, с золотистым отливом, стекла делали здание еще наряднее, чем прежде.
Владимир Дмитриевич, случайно натолкнулся на знакомое имя в газете, прочел статью и как-то желчно улыбнулся. Вряд ли эта реакция относилась к к содержанию, ведь газет он, по-прежнему, не читал и политической жизнью не интересовался, хотя исправно проголосовал на выборах в новую государственную думу. Ему хватало информации, подчерпнутой из автомобильного приемничка, кстати весьма неплохого, с магнитолой, с автореверсом, с четырьмя стереофоническими колонками, приобретенного вкупе с новым заграничным автомобилем, правда, бывшем уже в употреблении. Владимир Дмитриевич, был весь в трудах. Он теперь часто ездил за границу, где неизменно и с достоинством представлял отечественную науку. Иногда он захватывал и меня, в качестве сопровождающей персоны, и я там вволю предавался своим литераторским порокам. Именно в одной из таких командировок, я и пишу эту реалистичекскую повесть.
Мы почти никогда не вспоминаем ту трагическую осень, и все что было с нею связанно. Помню только - первые недели после гибели Ксении Владимир Дмитриевич был совершенно безутешен, и со мной абсолютно не общался. Да и я особенно не навязывался, спокойно дожидаясь своего часа, и единственно, чем я поспособствовал ему, так это тем, что, таки, нашел будильник под диваном и выбросил адское устройство в мусоропровод. А после, после все потихоньку вернулось на круги своя, и наше взаимопонимание, прерванное довольно бесцеремонным вмешательством Андрея, восстановилось теперь уже, кажется, бесповоротно.
Что же касается самого Андрея, то могу сообщить, что хотя экзамена в семинарию он не выдержал, но выбор сделал окончательно, поселившись при одном подмосковном храме вместе со своим немалым семейством, и живет там до сих пор на пожертвования прихожан.
Вообщем, все как-то и у героев, и у страны стало потихоньку выправляться. На этом можно было бы и поставить точку, если бы не еще один герой моей повести, о котором следовало бы упомянуть.
Как-то, примерно с полгода назад, мне позвонили по междугороднему и пригласили для подписания договора в Перебург, с тем самым мироедовским издательством. Я ужасно счастливый уговорил Соломахина поехать со мной, и мы провели прекрасные три дня в нашем любимом городе. Я, как полагается, подписал договор на издание романа, получив тут же нешуточный аванс. Произошло это прямо в центре, у Невы, в Доме Литераторов. Прибывая в полном восторге, я поинтересовался, жив ли Мироедов. И мне ответили, что из издательства он уволен и окончательно спился. Все-таки под нажимом Владимира Дмитриевича, я решил разыскать беднягу, и хоть как-то отблагодарить того за содействие моей многострадальной рукописи.
Помог мне сам Владимир Дмитриевич. По памяти привез меня в тот неприсобленный хрущевский двор, показал подъезд, а сам остался в машине. Нечего и говорить, что дверь была незаперта, а в квартире стоял все тот же сумрачный прожженный воздух. Мироедова я обнаружил спящим на диване в стельку пьяным. Впрочем, вскоре я его растряс, и он меня признал по фамилии, и порадовался моим успехам, и даже взял немного денег помимо бутылки, купленной по дороге. Я видел, что он опустился еще ниже по сравнению с Соломахинским описанием, и пить с ним отказался, а он после стаканчика слегка даже пришел в себя, но меня так и не отличил от Владимира Дмитриевича.
-Володька, - чуть не плача при прощании, спросил Мироедов, - Ты почему Ксению не привел в этот раз? Или не пожелала?
-Ксения умерла, - Честно без предисловий, чтобы не задерживаться прояснил я дело.
-Умерла?!
Мироедов приподнялся с постели, но дальше расспрашивать не стал, а только изрек:
-Я ее ручку помню, - и отвернулся.
Так мы и расстались навсегда. А вскоре мне передали, что Мироедов умер. Сгорел с перепоя. Да и издательство его бывшее, - тоже сгорело, о чем даже передавали по Независимому Телевидению. Но я не теряю надежды и вчера снес роман еще в одно.
1995-1996
Копенгаген